Logo Polskiego Radia
Print

Культурное пространство: интервью с русской писательницей Еленой Чижовой

PR dla Zagranicy
Irina Zawisza 28.07.2017 16:00
  • Интервью с Еленой Чижовой.
Гость 5-го фестиваля Big Book Елена Чижова о ситуации в России и влиянии польской литературы на ее мировоззрение.
Елена Чижова на встрече с читателями во время 5-го Международного литературного фестиваля Big Book в Варшаве.Елена Чижова на встрече с читателями во время 5-го Международного литературного фестиваля Big Book в Варшаве.Фото: radiopolsha.pl/Ирина Завиша

«Из коммуналки – на дачу. Новая интимность в России», - такое название носила встреча в Варшаве в рамках 5-го Международного литературного фестиваля Big Book с известной русской пиcательницей, лауреатом премии «Русский Букер» 2009 года Еленой Чижовой. На встрече с автором переведенных в Польше романов «Время женщин» и «Планета грибов» шла речь не только о частной жизни россиян в новой действительности, но и о политической и общественной ситуации в России.

Елена Чижова любезно согласилась также дать интервью и нашей редакции. Мы беседуем с ней о расслоении общества, о протестах против власти Путина, о новой линии раздела между «отцами» и «детьми» в России, но также о влиянии польского кинематографа и литературы на мировоззрение писательницы.

Ирина Завиша: Ощущение такое, что расслоение общества, которое произошло после трансформации системы, проходит даже не столько по финансово-материальному уровню, а есть какая-то другая линия этого расслоения. Слои русского общества сегодня?

Елена Чижова: Я думаю, что это люди, с одной стороны, самостоятельно мыслящие, люди готовые брать на себя ответственность за свою жизнь. Ну, условно говоря, люди европейского сознания. Хотя я думаю, что в Европе тоже не все самостоятельные люди, но можно так сказать условно. И люди с таким несамостоятельным сознанием, которые смотрят на государство с надеждой, потому что самим им не справиться с жизнью. Они привыкли полагаться на помощь государства. Я думаю, что это одно из таких важнейших расслоений.

ИЗ: Ваши книги – энциклопедия русской жизни, современной, конечно. Возможно ли сегодня то движение, то брожение умов, которое было в России в 2012 году, в более широком масштабе

ЕЧ: Сейчас очень сильные идут и брожение и протестное движение, причем, обратите внимание, что в 2012 году не были приняты репрессивные законы, поэтому люди в общем-то выходили без опаски. Для меня как раз – просто чудо, что молодые люди сейчас выходят, не боясь, что их арестуют, что им испортят жизнь, что их не примут в вузы. То есть, если выходят десятки тысяч при таких репрессивных законах, то это значит, что точно так же думают сотни тысяч. Потому что не все готовы рискнуть. А как известно, в современном обществе смена формаций и вообще изменение жизни происходит не по воли большинства. Большинство всегда принимает то, что решается меньшинством. И я думаю, что и советская власть рухнула тогда, когда на улицы в главных городах страны вышло несколько миллионов людей. Я очень надеюсь, что это все произойдет, но без крови. Я очень хочу, чтобы все это произошло мирно».

ИЗ: Вы сказали о молодых людях. Но между поколениями отцов и детей тоже всегда есть линия разделения… Где она пролегает в современной России?

ЕЧ: Когда происходит что-то, например, когда российские войска оккупировали Крым, я была наверно три месяца в тяжелой депрессии. И когда мне дочь говорила: «Ну что ты так переживаешь, в конце концов где мы, где Крым», я ей говорила: «Ты не понимаешь главного. Ты не знаешь, как это все происходит, какими шагами. Крым — это только первый шаг. Ведь дальше будет обязательно развиваться. И главная проблема — до какой степени оно уйдет в дурное прошлое». Этого молодежь не видит. У них нет опыта опознавания этих бесов, советских бесов, которые прикидываются, принимают какие-то другие формы. У нас это все уже есть. Мы это знаем. Мы знаем, в какие одежды эти советские бесы рядятся. Кроме того современные дети не понимают этих идеологических игр с языком. Они этого не слышат. Они не слышат, что это совсем не так безопасно, например, назвать демократию «суверенной демократией». Это игра не с языком, а с сознанием. И в последние годы эта интервенция таких убогих советских симулякров проходила постоянно в общественное сознание. Мы, выросшие в Советском Союзе, видим это сразу. Как только они что-то говорят, мы говорим: «О!» А дети этого не видят. Они этого не понимают. При всей их замечательной интернет - и прочной оснащенности. Они по сравнению с нами очень беззащитны».

ИЗ: Кстати о беззащитности детей… Был в России прием в пионерию недавно. Было торжество, юбилей организации. Это ностальгия? Но у детей ностальгии быть не может, тогда что это?

ЕЧ: Но никакая это ностальгия. Это спустили деньги. Надо эти деньги распилить. Пошли по каким-то школам. Не в крупных городах, где родители против этого не выступят. Пришли к запуганным учителям. Сказали — вот у вас будем снимать вступление в организацию. Детям приказали вступить в организацию, несчастные учителя ничего сказать не могут. Им работы не найти, если их выгонят. На самом деле это обычные эти симулякры, о которых я говорила. Ни во что такое дети не верят, т. е. там есть, может быть, какие-то маргинальные, маленькие группки, которые во что-то верят. Но не слушайте про эти тысячи, про эти десятки тысяч. Это все совершенная ерунда.

ИЗ: Ваши романы переведены также в Польше. Несколько слов о Польше: есть ли в вашей жизни вещи, связанные с Польшей, с польской культурой? То, что вас сближает с Польшей?

ЕЧ: Очень много меня сближает. Как любитель кино я, можно сказать, выросла на польском кинематографе. Для меня Кшиштоф Занусси или Кшиштоф Кесьлевский или Вайда — это, знаете… Когда-то моим польским друзьям я сказала, что для мена это абсолютно родные режиссеры. Это то, что я впитывала с самой ранней юности. Последние годы я очень внимательно стала относиться к польской публицистике. Как раз перед тем, как уезжала сюда, я читала сборник статей Новака-Езеранского, которые мне очень интересны. Уж не говоря о том, каким важным автором для меня оказался Чеслав Милош и его книга «Порабощенный разум». А особенно то, что не так давно перевели на русский, и я сразу прочла – его военную переписку о культуре с Анджеевским. Это какие-то абсолютно важнейшие пласты, которые, я думаю, что я буду еще долго обдумывать и осваивать. И я вижу, что это такая точка, то, о чем они писали, это важнейшая какая-то стволовая клетка. У меня впечатление и Чеслав Милош об этом говорит в своей книге. Он боится, что культура пойдет совсем по другому пути. И она на самом деле пошла по другому. И когда я думаю о том, что надо сделать для того, чтобы попытаться вернуть литературу на тот смысловой путь, — не литература «экшн», действия, развлечения, выдумки и уж, простите за это выражение, высасывание из пальца, — а литература, которая касается внутренних смыслов нашей жизни, истории, современности, того, что происходит внутри нас. Очень много из этого я сейчас как раз нахожу в польских книгах.

ИЗ: Хочу спросить о вашем романе «Китаист». Даже не столько о самом романе, а о жанре антиутопии.

ЕЧ: Что касается моего романа «Китаист», я бы даже сказала, что это в какой-то мере такая игра в антиутопию. Я не пишу антиутопию на полном серьезе. Потому что главное для меня не то, чтобы написать какую-то антиутопию, а для того, чтобы понять какие-то важные для меня психологические вещи, в частности то, о чем Чеслав Милош писал в « Порабощенном разуме». О том, как идеология тоталитарная порабощает человека и какие чудовищные усилия нужно сделать для того, чтобы из нее выскочить. И каким образом человек, погружающийся в тоталитарную идеологию, отрывается от действительности. Он действительно уходит куда-то далеко. И вот этот его отход приносит миру зло. Особенно если это человек, наделенный властью.

ИЗ: Большое спасибо!

С Еленой Чижовой беседовала Ирина Завиша

Copyright © Polskie Radio S.A О нас Контакты